65 дней оккупации 

 

22 декабря 2012 года исполнился 71 год со дня освобождения от немецких захватчиков поселка Мышега Алексинского района. 

 

Год 1941. Война – суровое, грозное слово. Не обошла она стороной и наш маленький поселок. В июле 1941 года был создан Мышегский истребительный батальон, который подчинялся начальнику районного отделения НКВД. Батальоном командовал В. Иванушкин. Начальником штаба был Попов Б.М. Командиром 1-го взвода технического обеспечения – товарищ Хлыстов, старшиной – товарищ Губанов. 

 

В батальон записались 85 рабочих и служащих Мышегского завода (ныне – ЗАО «Тяжпромарматура»). На вооружении батальона было 25 винтовок (Мосин, Бердан, Гра и Лебель), ручной пулемет Дегтярева с двумя дисками, ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью, револьвер системы Браунинг (у начальника штаба). В батальоне проводились занятия, суточные повзводные дежурства. Бойцы несли патрульную службу. Совместно с воинскими частями прочесывали леса, перекрывали дороги. 

 

В первых числах октября 1941 года работа Мышегского завода была прекращена в связи с приближением фронта. Начался демонтаж оборудования, погрузка в эшелоны и отправка части рабочих в г. Ирбит на Урале. Работы по демонтажу оборудования прекратились 15 октября 1941 года. Последняя группа работников – директор Алексинского завода тяжелой промышленной арматуры Аболяев А.П., главный бухгалтер Балашов Д.И., начальник планово-производственного отдела Попов Б.М., начальник пожарной охраны Изотов В.А. – покинули завод 17 октября 1941 года на пожарной машине. В это же время по приказу командования в связи с эвакуацией завода батальон переводится в г. Алексин в распоряжение районного комитета обороны. 

 

19 октября 1941 года в четыре часа дня фашисты заняли Мышегу. В поселке началось внедрение «нового порядка». Оккупанты разрушили школу на Горушках (сейчас – школа №6), частично пострадали аптека, жилые дома на улице Некрасова, завод. Оккупанты грабили население. Тащили продукты, одежду, ценные вещи. Мыщегцы оставались без хлеба, воды, света. Кончались продукты. В пищу пошло мясо убитых лошадей. 

 

6 ноября 1941 года фашисты арестовали стариков, женщин и детей в возрасте от 16-59 лет, а 7 ноября их расстреляли в овраге у села Гремицы. Но «новый порядок» не убил веру в освобождение. Эту веру укрепляли гул канонады, листовки, сбрасываемые с наших самолетов, советские разведчики, проникавшие из-за Оки на окраины Мышеги. 

 

Напряженные бои в районе Алексина начались со второй половины ноября 1941 года, когда бронетанковые части Гудериана начали новое наступление на Тулу и Тульский промышленный район, ставя своей конечной целью захват Москвы. 3 декабря 1941 года алексинская группировка немцев попыталась за счет массированных атак прорваться к Московско-Тульскому шоссе на соединение с веневско-каширской группировкой, но встретила героическое сопротивление 238-й стрелковой дивизии под командованием полковника Короткова и уже на второй день боев была отброшена на исходные позиции. Тем самым были сорваны планы гитлеровского командования по окружению Тульской группировки войск Красной Армии, ликвидации тульского узла сопротивления и захвату дороги на Москву. 

 

«Бойцы и командиры 238-й стрелковой дивизии,— писало 8 декабря 1941 года командование, – Мы разгромили 260-ю немецкую дивизию, нанесли тяжелое поражение 131-й австрийской дивизии, а на днях в боях 3 и 4 декабря уничтожили целиком 432-й полк и батальон 437-го полка 131-й австрийской дивизии». 

 

22 декабря 1941года на улицах поселка загремели выстрелы. Войсками 238-й дивизии Мышега и завод были освобождены от фашистских захватчиков. В боях за Мышегу смертью храбрых погибли многие офицеры и солдаты Советской армии. Они были похоронены в братской могиле рядом с заводским Домом культуры. Благодарные мышегцы будут вечно хранить память о героях-освободителях. 

 

 

 

 

***

 

 

Едва ли можно найти информацию о Великой Отечественной войне правдивее, чем свидетельства тех, кто пережил ее. Из газеты «Знамя Ильича», №22 от 8 марта 1942 года: Константиновна Завывание осеннего ветра сливалось с пронзительными звуками летящих на поселок снарядов. Всюду слышались разрывы мин. Жутко выйти из убежища. А Александра Константиновна, пробираясь от дома к дому, пришла в семью рабочего Исаева, чтобы утолить боль раненой. 

 

– Немцы, – рассказывает товарищ Лесникова, – повесили приказ, запрещающий населению под страхом расстрела выходить на улицу с наступлением сумерок. И как раз ночью у моей дочери начались родовые схватки. Что делать? Решили позвать Константиновну. Знала она, что фашистские изверги могут ее пристрелить в любую минуту. Но все-таки пришла и оказала помощь роженице. 

 

Части Красной Армии вступили в поселок. На улице шла еще сильная перестрелка. Оказались раненые и среди бойцов. Никто не звал Александру Константиновну, но она пришла оказать им помощь. То перебегая от дома к дому, то ползком спешила к раненым, пренебрегала личной жизнью ради жизни тех, кто защищает родину. 

 

Не только в поселке Мышега опытная акушерка Александра Константиновна Попова оказывала помощь больным и раненым. Она ежедневно ходила к больным в соседние селения Гремицы, Жаличню, Стопкино. Жить, трудиться, не покладая рук, ради народа – что может быть благороднее в нашей стране. 

 

                               О. Зиновьева 

 

Из воспоминаний Анны Павловны Кулаковой, 1924 года рождения: 

 

«В 1940 году я окончила школу ФЗО. Получила специальность токаря. Затем нас направили за Тулу на Косую Гору. Работала на шлифовальном станке. Жили на квартире в селе Прогресс. Хорошо помню начало войны. В Туле были слышны разрывы, немцы уже бомбили город. Когда немцы стали подходить, мы пешком пошли домой, на Мышегу. Завод еще работал. Немецкие самолеты сначала сбрасывали листовки на русском языке, предупреждали, а на следующий день бомбили. Чаще всего бомбили химкомбинат. К бомбежкам привыкли очень быстро. 

 

Во время одной из бомбежек моя мама обожгла ноги кислотой. Она несла бутыль с кислотой, споткнулась, упала и разбила ее. Кислота сожгла ей ноги до костей. Она страшно мучилась. Чтобы маме было немного легче, папа подвязал ей повыше ноги. Так она и лежала дома у окна, даже когда на улице шла стрельба. Мы хотели перенести ее подальше от окна, но она говорила: «Не надо! Хоть бы убило, чтобы больше не мучиться!» 

 

Нас в семье было девять детей. Жили мы в бараках, у лестницы на Мышеге. У наших солдат разбило кухню, и мы их кормили: носили им хлеб, конину, иногда приносили спиртику, его тогда на химкомбинате много осталось. Ходили мы к ним, не прячась, во весь рост, не понимали еще ничего. Солдаты нам кричали: «Что же вы идете во весь рост, пригнитесь, убьет!» 

 

Однажды к нам пришел офицер, поблагодарил нас, что мы кормим солдат, только сказал, чтобы спирт не носили. Иногда солдаты заходили к нам, бывало, играли с нами в карты. Наши солдаты из поселка отошли без боя. Когда немцы вошли, запомнилось, как вели мимо нас большую колонну пленных. Среди них были две девушки. Когда наши отступали, некоторые пристраивались к мирному населению, переодевались в гражданскую одежду, кололи дрова. Потом, когда наши отогнали немцев, они опять шли воевать.

 

Через дорогу от нас расположилась немецкая санчасть. Как-то зашел к нам немец в годах. Посмотрел на мать с подвязанными ногами, покачал головой: «Матка, матка». Пересчитал нас, девять детей, опять покачал головой. Показал нам на пальцах, что у него три «киндер». Немного погодя пришел снова, теперь уже с молодым немцем, у которого был с собой чемоданчик. Тот осмотрел у мамы ноги, покачал головой, открыл свой чемоданчик, достал мазь и стал лечить. Пожилой немец приходил каждый день и лечил маму, ей стало лучше, и она смогла встать. Так все называл ее «матка, матка», а мы его – «пан». Мама долго его вспоминала уже после войны и молилась за него. 

 

Есть у нас ничего не было. Ходили по деревням, меняли тряпочки на еду. Тогда с мануфактурой плохо было. Очень сильно голодали в городе. Ходили на картофельное поле за мерзлой картошкой. Пекли из нее «кавардашки». Ходили за кониной всей улицей, как услышим, что где-то есть побитые лошади, так и идем. Брали с собой пилы и топоры. Пилили и рубили мясо, как дрова. Ходили менять мануфактуру по деревням. Морозы лихие были. Ходили пешком в Дугну, это 15–20 километров. 

 

Однажды над нами пролетел немецкий самолет, низко-низко, казалось, чуть ли не над головой. В Дугне встретили длинную колонну немцев. Они нам кричали из колонны: «Ком! Ком!», один покрутил пальцем у виска. Однажды, когда мы переходили Оку, нас обстрелял немецкий самолет. Я спряталась за убитым нашим солдатом. 

 

Как-то шли мы через Высокое. Поле – большое, на нем немцы окапывались. Вид у них был измученный. Одеты немцы были в тоненькие шинели и сапоги. Мерзли очень. Какой-то немец, он был чище других и формой отличался, может быть, даже командир, сказал нам на чистом русском языке: «Девочки, идите сюда». Стал расспрашивать, куда идем и зачем. Потом сказал: «Вы что не видите, что происходит? Если не ваши, то наши убьют. Прячьтесь». 

 

Когда немцы наступали, заставляли жителей лед на Оке намораживать, чтобы техника могла перейти на другой берег. Понтонный мост через Оку был взорван. Вот немцы и гоняли людей на реку, чтобы те черпали воду ведрами из поруби и поливали, намораживали лед. Народу было много, вся Ока была черная. С тех, кого пригоняли намораживать лед, бывало, немцы снимали валенки. За Алексином, возле Ботни, кажется, лежало много убитых наших солдат. Их с самолетов постреляли. Трупов очень много было. 

 

Как-то в поселке убили немца. Стали хватать всех подряд, в основном, молодых. Потом их всех расстреляли в Гремицах. Мой двоюродный брат, Николай Шевельков 1923 года рождения, вместе с товарищем убежал. Когда он пришел домой, немцы его поймали, повели в липовый парк – вешать. Поставили табуретку, а он ударил немца ногой и убежал в Спешиловку. Потом его какая-то женщина выдала, немцы его опять схватили. Приказали его отцу стрелять в него, у того ноги подкосились, на колени упал. Брата все-таки немцы убили. Тела всех убитых похоронили потом возле клуба».

 

 

Подпись к фото: 8 мая 1970 года. Группа офицеров 238-й дивизии, освобождавшей г. Алексин и п. Мышега в 1941 году, во главе с генерал-лейтенантом Геннадием Петровичем Коротковым у мемориального обелиска, воздвигнутого в память о мышегцах, погибших в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.